ЧЬЯ ЖЕ ЭТО МЕЛОДИЯ?
Это произошло в 1970 году. Я тогда лежал в больнице. Армянский режиссер Вардазарян (а мы с ним были знакомы) тоже болел и лежал в той же больнице. Между нами были хорошие отношения, и он знал, что по национальности я курд.
Однажды, когда я в палате был один, дверь открылась, и зашел Вардазарян.
- Вставай, пойдем в фойе, - сказал он мне.
Я спросил его:
- А что случилось?
- Пойдем, и ты узнаешь, - ответил режиссер.
Мы вышли в фойе. По телевизору передавали танцевальные мелодии, и сидевшая вокруг телевизора группа армян смотрела передачу.
Вардазарян при всех спросил у меня:
- Чьи это мелодии?
- Наши, курдские, - уверенно ответил я.
Несколько человек из присутствующих с негодованием возразили:
- Нет, это наши, армянские мелодии!
И я ответил им:
- Ну, если это ваши мелодии, тогда сделаем вот что: я один, а вас несколько, давайте станцуем под эти мелодии. Кто из нас сможет станцевать, значит, его и музыка.
Я приподнял руки, как если бы танцевал в нашем говянде, и стал в такт танцевать.
Из присутствующих никто не сдвинулся с места. Оно и было понятно – они просто не могли образовать говянд и начать танцевать в такт этой музыке.
Вардазарян повернулся к ним и сказал:
- А когда я вам говорил, что это курдские мелодии, вы мне не верили!
Вардазарян был армянином из Тбилиси.
«КЛЯНУСЬ МАМОЙ…»
Один из представителей нашей интеллигенции, который был женат на армянке, узнав, что я в очередной раз собираюсь отдохнуть в санатории, предложил мне поехать туда вместе с его сыном. Конечно, я согласился, и мы поехали в тот санаторий Армении, куда я ездил каждый год. Все сотрудники санатория знали, что я курд, и об этом очень скоро узнавали все отдыхающие. В первые дни я и тот сын представителя нашей интеллигенции жили в одной комнате, вместе выходили, гуляли, шли в столовую, одним словом, держались рядом. Многие спрашивали меня про него:
- А кто это?
И я отвечал:
- Это сын нашего … (и я называл известное многим имя, услышав которое, все понимали, что приехавший со мной парень по национальности курд).
Прошло несколько дней, и сын представителя нашей интеллигенции познакомился и сблизился с несколькими молодыми армянами, которые отдыхали в том же санатории. Мы, как раньше, уже не выходили вместе, потому что у него появилась другая компания. С ней он и проводил все свое время и каждый раз возвращался в нашу палату поздно ночью.
Однажды, когда минуло за полночь, он буквально вбежал в нашу комнату, устремился к своей тумбочке, открыл ее и стал в ней что-то искать. Я уже лежал в постели, но еще не спал.
- Что ты ищешь? – спросил я.
- Свой паспорт, - ответил он, продолжая копаться в тумбочке.
- А зачем этой ночью тебе понадобился твой паспорт?
- Я хочу отнести и показать его своим друзьям, чтобы они знали, что я не курд, а армянин.
Видимо, в его паспорте, в графе «национальность» было написано «армянин».
Я разозлился и сказал ему:
- Ты что, взял национальность не отца, а матери? Дело, конечно, твое, но знай, что наш народ не очень-то проиграет от этого. Наша история знает так много примеров потери своих славных сыновей, выступающих под именем другой нации, что одним больше или одним меньше – уже не имеет никакого значения. Слава Богу, у нас много великих и известных людей, и нас знает весь мир. И ты не тот человек, чтобы люди, судя по тебе, составляли о нас мнение.
Он, конечно, пропустил мои слова мимо ушей, взял свой паспорт и выбежал из комнаты.
В ту ночь я долго не мог успокоиться, и мне вспомнилось, как он, когда хотел кого-то в чем-то убедить, всегда клялся именем не отца, а матери. (У армян принято клясться именем матери только в том случае, когда отца нет в живых или он малоизвестен – прим. автора). Утром я не выдержал и сказал ему:
- Ведь вся республика знает твоего отца! Но, видно, для тебя это не имеет никакого значения, и поэтому ты клянешься не его именем, а именем матери, которую никто не знает…
Между нами вспыхнул спор, и после этого мы уже жили в разных комнатах.
ЛИШЬ БЫ НЕ В СИБИРЬ…
Я хорошо помню, как один курд Б.Р., бывший сотрудник КГБ, который в свое время посадил многих курдов в тюрьму, вышел на пенсию и стал заниматься написанием «художественных» произведений.
Однажды редактор газеты «Рйа таза», где я работал, Мирое Асад позвал меня, протянул какую-то исписанную тетрадь и сказал:
- Это принес такой-то (т.е. Б.Р.), посмотри, стоит ли это публиковать или нет.
В тетради оказалась как бы «поэма» о курдском революционере Карапете Джано. Я пошел к редактору и сказал ему, что написанное в тетради не имеет никакого отношения к художественному слову.
Мирое Асад сказал мне:
- Ради Бога, пожалуйста, ты сам напиши что-нибудь об этом революционере, и за его подписью мы опубликуем этот материал. Иначе он не оставит нас в покое.
Я так и сделал: используя разные источники, от его имени написал статью про Карапете Джано, которую мы напечатали в ближайшем номере газеты «Рйа таза». После публикации этой статьи Б.Р. пришел на меня с войной.
- Почему ты не опубликовал мою поэму? Ведь редактор поручил ее тебе???
- Не поручил мне, а написал на меня, а это большая разница! Когда пишут на кого-то, это еще не означает, что материал обязательно должен быть опубликован. Это значит, что редактор поручает сотруднику ознакомиться с материалом и представить свое мнение. Что я и сделал.
Но Б.Р. продолжал спорить и не хотел ничего слушать. Вконец, разозлившись, я сказал ему:
- Если хочешь знать, твоя поэма – это не произведение, это вообще нечто такое, которое и близко не стоит к художественному творчеству. Ты мне еще спасибо скажи, что я написал тебе статью про Карапете Джано и что ее опубликовали в газете под твоим именем!
После этого он возненавидел меня и не упускал ни одного случая, чтобы не подколоть меня.
Прошло несколько лет. Я помню, как на собрании секции курдских писателей обсуждалась «поэма» Тагаре Амара. Во время обсуждения мы, как говорится, камня на камне не оставили от этой «поэмы». Шакрое Худо обратился к автору и сказал следующее:
- Тагар, ты бесподобно играешь на свирели. Ну, какое тебе дело до науки и художественного творчества? В истории нашей культуры ты останешься как замечательный исполнитель игры на свирели (blûrvan). Продолжай в том же духе, и это принесет нашей культуре гораздо больше пользы, чем эти твои занятия наукой и творчеством.
Я и несколько моих товарищей тоже очень резко раскритиковали обсуждаемую «поэму». Под конец Тагаре Амар взял слово и, разведя руки в стороны, смиренно сказал:
- Ну, что мне сказать?.. Разрушительная бригада Амарике Сардара разнесла мою поэму в пух и прах…
В итоге секция приняла решение не публиковать эту «поэму». Когда собрание закончилось, Б.Р. подошел ко мне, похлопал меня по плечу и как бы в шутку сказал:
- Я пошлю тебя в Памб (имеется в виду Курдский Памб – родное село А.Сардара – прим. переводчика).
Я ответил:
- Лишь бы ты не послал меня в Сибирь, а в Памб не нужно, я и сам могу туда добраться.
Он понял, на что я намекаю, весь напрягся, но ничего не ответил.
Впоследствии я неоднократно убеждался в том, что Б.Р. до самой смерти так и не забыл историю своей «поэмы» и использовал любую возможность, чтобы отпустить в мой адрес всякие ехидные колкости.
2012
Перевод с курдского
Нуре САРДАРЯН (Нура Амарик)
Это произошло в 1970 году. Я тогда лежал в больнице. Армянский режиссер Вардазарян (а мы с ним были знакомы) тоже болел и лежал в той же больнице. Между нами были хорошие отношения, и он знал, что по национальности я курд.
Однажды, когда я в палате был один, дверь открылась, и зашел Вардазарян.
- Вставай, пойдем в фойе, - сказал он мне.
Я спросил его:
- А что случилось?
- Пойдем, и ты узнаешь, - ответил режиссер.
Мы вышли в фойе. По телевизору передавали танцевальные мелодии, и сидевшая вокруг телевизора группа армян смотрела передачу.
Вардазарян при всех спросил у меня:
- Чьи это мелодии?
- Наши, курдские, - уверенно ответил я.
Несколько человек из присутствующих с негодованием возразили:
- Нет, это наши, армянские мелодии!
И я ответил им:
- Ну, если это ваши мелодии, тогда сделаем вот что: я один, а вас несколько, давайте станцуем под эти мелодии. Кто из нас сможет станцевать, значит, его и музыка.
Я приподнял руки, как если бы танцевал в нашем говянде, и стал в такт танцевать.
Из присутствующих никто не сдвинулся с места. Оно и было понятно – они просто не могли образовать говянд и начать танцевать в такт этой музыке.
Вардазарян повернулся к ним и сказал:
- А когда я вам говорил, что это курдские мелодии, вы мне не верили!
Вардазарян был армянином из Тбилиси.
«КЛЯНУСЬ МАМОЙ…»
Один из представителей нашей интеллигенции, который был женат на армянке, узнав, что я в очередной раз собираюсь отдохнуть в санатории, предложил мне поехать туда вместе с его сыном. Конечно, я согласился, и мы поехали в тот санаторий Армении, куда я ездил каждый год. Все сотрудники санатория знали, что я курд, и об этом очень скоро узнавали все отдыхающие. В первые дни я и тот сын представителя нашей интеллигенции жили в одной комнате, вместе выходили, гуляли, шли в столовую, одним словом, держались рядом. Многие спрашивали меня про него:
- А кто это?
И я отвечал:
- Это сын нашего … (и я называл известное многим имя, услышав которое, все понимали, что приехавший со мной парень по национальности курд).
Прошло несколько дней, и сын представителя нашей интеллигенции познакомился и сблизился с несколькими молодыми армянами, которые отдыхали в том же санатории. Мы, как раньше, уже не выходили вместе, потому что у него появилась другая компания. С ней он и проводил все свое время и каждый раз возвращался в нашу палату поздно ночью.
Однажды, когда минуло за полночь, он буквально вбежал в нашу комнату, устремился к своей тумбочке, открыл ее и стал в ней что-то искать. Я уже лежал в постели, но еще не спал.
- Что ты ищешь? – спросил я.
- Свой паспорт, - ответил он, продолжая копаться в тумбочке.
- А зачем этой ночью тебе понадобился твой паспорт?
- Я хочу отнести и показать его своим друзьям, чтобы они знали, что я не курд, а армянин.
Видимо, в его паспорте, в графе «национальность» было написано «армянин».
Я разозлился и сказал ему:
- Ты что, взял национальность не отца, а матери? Дело, конечно, твое, но знай, что наш народ не очень-то проиграет от этого. Наша история знает так много примеров потери своих славных сыновей, выступающих под именем другой нации, что одним больше или одним меньше – уже не имеет никакого значения. Слава Богу, у нас много великих и известных людей, и нас знает весь мир. И ты не тот человек, чтобы люди, судя по тебе, составляли о нас мнение.
Он, конечно, пропустил мои слова мимо ушей, взял свой паспорт и выбежал из комнаты.
В ту ночь я долго не мог успокоиться, и мне вспомнилось, как он, когда хотел кого-то в чем-то убедить, всегда клялся именем не отца, а матери. (У армян принято клясться именем матери только в том случае, когда отца нет в живых или он малоизвестен – прим. автора). Утром я не выдержал и сказал ему:
- Ведь вся республика знает твоего отца! Но, видно, для тебя это не имеет никакого значения, и поэтому ты клянешься не его именем, а именем матери, которую никто не знает…
Между нами вспыхнул спор, и после этого мы уже жили в разных комнатах.
ЛИШЬ БЫ НЕ В СИБИРЬ…
Я хорошо помню, как один курд Б.Р., бывший сотрудник КГБ, который в свое время посадил многих курдов в тюрьму, вышел на пенсию и стал заниматься написанием «художественных» произведений.
Однажды редактор газеты «Рйа таза», где я работал, Мирое Асад позвал меня, протянул какую-то исписанную тетрадь и сказал:
- Это принес такой-то (т.е. Б.Р.), посмотри, стоит ли это публиковать или нет.
В тетради оказалась как бы «поэма» о курдском революционере Карапете Джано. Я пошел к редактору и сказал ему, что написанное в тетради не имеет никакого отношения к художественному слову.
Мирое Асад сказал мне:
- Ради Бога, пожалуйста, ты сам напиши что-нибудь об этом революционере, и за его подписью мы опубликуем этот материал. Иначе он не оставит нас в покое.
Я так и сделал: используя разные источники, от его имени написал статью про Карапете Джано, которую мы напечатали в ближайшем номере газеты «Рйа таза». После публикации этой статьи Б.Р. пришел на меня с войной.
- Почему ты не опубликовал мою поэму? Ведь редактор поручил ее тебе???
- Не поручил мне, а написал на меня, а это большая разница! Когда пишут на кого-то, это еще не означает, что материал обязательно должен быть опубликован. Это значит, что редактор поручает сотруднику ознакомиться с материалом и представить свое мнение. Что я и сделал.
Но Б.Р. продолжал спорить и не хотел ничего слушать. Вконец, разозлившись, я сказал ему:
- Если хочешь знать, твоя поэма – это не произведение, это вообще нечто такое, которое и близко не стоит к художественному творчеству. Ты мне еще спасибо скажи, что я написал тебе статью про Карапете Джано и что ее опубликовали в газете под твоим именем!
После этого он возненавидел меня и не упускал ни одного случая, чтобы не подколоть меня.
Прошло несколько лет. Я помню, как на собрании секции курдских писателей обсуждалась «поэма» Тагаре Амара. Во время обсуждения мы, как говорится, камня на камне не оставили от этой «поэмы». Шакрое Худо обратился к автору и сказал следующее:
- Тагар, ты бесподобно играешь на свирели. Ну, какое тебе дело до науки и художественного творчества? В истории нашей культуры ты останешься как замечательный исполнитель игры на свирели (blûrvan). Продолжай в том же духе, и это принесет нашей культуре гораздо больше пользы, чем эти твои занятия наукой и творчеством.
Я и несколько моих товарищей тоже очень резко раскритиковали обсуждаемую «поэму». Под конец Тагаре Амар взял слово и, разведя руки в стороны, смиренно сказал:
- Ну, что мне сказать?.. Разрушительная бригада Амарике Сардара разнесла мою поэму в пух и прах…
В итоге секция приняла решение не публиковать эту «поэму». Когда собрание закончилось, Б.Р. подошел ко мне, похлопал меня по плечу и как бы в шутку сказал:
- Я пошлю тебя в Памб (имеется в виду Курдский Памб – родное село А.Сардара – прим. переводчика).
Я ответил:
- Лишь бы ты не послал меня в Сибирь, а в Памб не нужно, я и сам могу туда добраться.
Он понял, на что я намекаю, весь напрягся, но ничего не ответил.
Впоследствии я неоднократно убеждался в том, что Б.Р. до самой смерти так и не забыл историю своей «поэмы» и использовал любую возможность, чтобы отпустить в мой адрес всякие ехидные колкости.
2012
Перевод с курдского
Нуре САРДАРЯН (Нура Амарик)